Не так давно я подрался возле кафе. Не успешно для себя: одного повалил, а остальные надавали по голове. Итог — рассечение на голове, испорченная одежда, 3 дня было тяжело есть еду из-за болевшей челюсти. Непонятным в этой истории было то, почему вообще эта драка случилась — вроде не было никакого смысла кулаками махать, во всяком случае для меня. Если в первый вечер я был убежден, что «я тут д`Артаньян, а они все — мудаки», то утром слегка успокоился и начал вспоминать детали. Это и привело меня на занятие к Анатолию Анатольевичу Сосунову.
Итак, начало ситуации: мы с другом стоим возле входа в кафе, неподалеку к забору привязана за поводок собака нашего общего знакомого, который сидит внутри. Из кафе появляется компания 4 парней, которые идут к собаке со стопкой беляшей, собираясь ее кормить. Друг окликает их, объясняя, что это собака наша, и кормить ее беляшами не надо. Самый активный из той компании продолжает настаивать на своем, в это время я начинаю «заводиться» и тоже включаюсь в разговор. Спустя какое-то время заводила прекращает разговор, идет к собаке и кладет возле нее беляши. Я иду за ним и беляши откладываю в сторону. Начинается драка, дальше все банально. Странно как раз то — а зачем я вообще стал встревать в этот разговор (и делал это довольно жестко, вызывающе), если ситуация даже не меня касалась, а собаки моего очень дальнего знакомого (виделись пару раз)? Причем собака-то как раз была довольна, беляши все-таки теплые и вкусные.
В тот переломный момент, когда заводила прекратил разговор и пошел кормить собаку, мне казалось, что я просто обязан его остановить, а если не смогу, то буду... ничтожеством или слабаком, такое было убеждение. Настолько сильное , что я был не способен к трезвой оценке ситуации.
Начали работу с этим убеждением. Это было похоже на поиск какой-то точки (события), где болит сильнее всего, где заноза. Какие-то воспоминания нашлись в школьных годах, а оттуда в конце концов удалось вернуться в дошкольный возраст (6-7 лет), когда пьяный отец в приступе ярости орал на меня за то, что я кому-то не дал сдачи или за то, что у меня что-то отобрали во дворе. Я стоял перед ним на диване, а челюсть сводило от обиды на отца, и дыхание перехватывало, и слезы лились. Поскольку орал он на меня не раз, со временем я научился прятать слезы и просто молча ждал, пока он успокоится и выйдет из комнаты.
Так родилась моя программа, «установка», которую я много лет старательно выполнял: надо обязательно драться, чтобы отец был мной доволен. И во многих спорах и конфликтах я неосознанно ждал, что вот-вот придётся обязательно махать кулаками. Драться, конечно же, я не любил, и поэтому почти в любом конфликте я находился в эдаком раздрае: надо драться - и не хочу. Вариант, что можно вообще без этого обойтись и все решить словами, я особо не рассматривал. Т.е. сразу включалась такая логическая цепочка: спор/конфликт - ожидание драки - и нередко сама драка, как следствие ожидания. У тех парней, готов поспорить, не было никакого желания махать кулаками изначально, они просто собаку покормить хотели. Я во многом их спровоцировал своим поведением, словами, выполняя свою программу.
Обида управляла мной больше 20 лет. Где-то до 25 лет я начал её понимать, но ничего с ней не делал. Более того, я оправдывался ей: вот орал на меня в детстве пьяный отец - вот травма, а если бы не орал - было бы мне легче. То есть было привычнее себя жалеть. Тот факт, что я уже давно взрослый мужчина, я игнорировал. Сейчас пишу это и становится досадно, что столько лет я жил этими воспоминаниями. Но легче от того, что теперь хотя бы понимаю это, а значит, могу действовать по другому.
Ещё одна сторона этой обиды, которую я только начинаю понимать: тогда у меня лились слезы, свело челюсть и перехватило дыхание от обиды, я не мог говорить. Молча ждал, пока приступ ярости у отца закончится. Впоследствии я точно так же молчал в каких-то конфликтных ситуациях, а в голове вертелась мысль, что говорить бесполезно — все равно меня не услышат. «Но вот рано или поздно ты поймешь, что был неправ, и пожалеешь» - такая мстительная надежда успокаивала меня, как мне казалось.
Это сейчас уже я спокойно описываю этот опыт, а тогда, на занятии, тяжело было идти в свое прошлое и удерживаться там, чтобы видеть свою обиду. Стыдно чувствовать себя слабым и страшно и обидно, что отец меня не принимает как сына. На занятии я в конце концов расплакался, когда понял это, и слезы были такими же, как тогда, лет 25 назад.
А потом стало легче. Да, я был тем маленьким мальчиком, на которого орал отец. Да, это мне было обидно и страшно. Да, это я прожил с этим ощущением очень долго, да еще и оправдывал какие-то свои поступки этим. Похоже, теперь мне не удастся так оправдываться, во всяком случае перед самим собой.
Анатолий Анатольевич дал задание — понаблюдать за силой этой обиды. Если в момент драки это 100%, то в начале сессии было примерно 70%, в конце — 30%. Сейчас (3 недели спустя) — не больше 10%.